— Мама, всё подружки говорят, что им снятся эротические сны, а мне почему-то нет .

— А тебе что снится?

— Да ерунда всякая: бананы, огурцы, баклажаны, столбы какие-то ...

Есть только один вид работы, который поднимает настроение, это смотреть, как её делают другие.

Разговор двух мам.

— А я своих оболтусов в Интернет сдала. Чтоб мозг не выносили.

— А, в интернат?!

— Нет, в Интернет...

Только в русском языке слова «попить» и «выпить» не только не являются синонимами, но и словами с принципиально разным смыслом.

Стоит девушка у дверей военкомата и плачет.

Часовой:

— Что, парня в армию забрали?

— Да, всех пятерых!

— Какие люди! Самуил Львович, вы пришли, чтобы отдать мне деньги, которые брали у меня в долг 5 лет назад?

— Ну шо вы такое говорите, Йося? Я пришёл получить таки проценты за их надёжное хранение.

— Нет, — сказал мужчина. Думаю, что они бы до этого доводить не стали. Они бы просто вас сразу убили. От греха, так сказать. И я задаю себе один вопрос: почему бы мне не сделать это прямо сейчас? Или, еще точнее, почему я до сих пор не сделал это?

— Убить? Прямо вот так? Средь бела дня? При всем честном народе? При свидетелях, при посторонних людях? удивился я.

— Да, — твердо сказал мужчина. Убить. Но вот почему вы решили, что вокруг нас есть посторонние люди?

Я обвел помещение взглядом. И понял, что мой собеседник был прав, посторонних в столовой не было. Что в нее давно уже никто не заходил, потому что табличка на стеклянной двери повернута словом ОТКРЫТО внутрь. И, более того, я понял, почему за стойкой сегодня работает незнакомая мне девушка.

— Как-то это очень уж радикально убить, — задумчиво сказал я.

— А потому что вы, Александр, представляете собой некую потенциальную угрозу очень высокой степени опасности. Пусть даже и совершенно неизвестного характера. И разбираться с вами так, как делали в свое время наши предшественники с физиком Улитовским, были они параноиками, перестраховщиками или кто угодно, у нас просто нет такой опции, при всем моем уважении. Такого рода угрозы надо просто немедленно уничтожать, а уже только потом, если от вас что останется, я имею в виду труп или какие-то более мелкие фрагменты, проводить исследования по поводу того, что же это было.

— А можно я возьму сначала чаю, потому что мой совсем остыл, а мне почему-то хочется попить чайку перед тем, что меня ждет, — предложил я.

— Возьмите, — сказал мужчина.

Я подошел к стойке и попросил чаю.

Девушка за стойкой бросила взгляд за мое плечо, и, получив очевидно визуальное одобрение, подняла руки, которые мне были нее видны из-за стойки, и налила мне свежий чай.

Интересно, что у нее там, под стойкой, подумал я. Огнемет, или что-нибудь более убойное.

С пластиковым стаканчиком в руке я вернулся за свой столик, сел, с удовольствием отхлебнул чаю и сказал:

— Позвольте теперь и мне сказать несколько слов в порядке ответа ко всему тому поразительному, что услышал от вас. Можно?

Мужчина кивнул.

— Спасибо, — совершенно искренне поблагодарил я его.

— Видите ли, — начал я, — Предположим все-таки сначала, что все то, что вы мне про меня рассказали, это какая-то цепь случайностей и совпадений, которая вполне возможна при такой большой выборке, каковой, если я правильно понимаю, эта ваша большая дата является. Тогда вы просто-напросто убьете совершенно неповинного человека, ни за что ни про что. Я, конечно, понимаю, что ваша профессия, профессия весьма специфическая, и, более того, в ней всегда заложена и возможность и разрешение на случайные потери, поэтому взывать к гуманности и к заповеди не убий с моей стороны было бы глупо. Однако взятие на душу греха убийства, вещь непредсказуемая, и, быть может, именно моя жизнь, а точнее, смерть, и станет той последней каплей, после которой все более усиливающаяся депрессия, бессонные ночи, муки совести, заливаемые поначалу односолодовым виски, а потом просто водкой, и все такое прочее. Даже сам факт того, что свое намерение вы немедленно не совершили, ну там наезд машины, несвежие пельмени, пресловутый Новичок в конце концов, говорит о том, что у вас есть некоторые сомнения, иначе бы мы сейчас не разговаривали, а мое тело лежало бы в прозекторской какого-то сверхсекретного НИИ и ученые в белых халатах проводили всякие над ним ужасающие опыты.

Мужчина молчал.

— Предположим, только предположим, конечно, — я даже умоляюще поднял руки, — что за всем этим что-то есть. Неважно при этом, что. Но тогда сразу возникает вопрос, не вызовет ли ваша акция неких необратимых последствий, которые могут привести к совершенно чудовищным результатам. Которые на порядок, на порядки страшнее, чем все мое существование и смерть нескольких человек, при этом, как мне кажется, не являющихся настолько уж функционально важными в смысле существования нашего, точнее, вашего социума, не говоря уже об их моральных качествах. Вы ведь не зря интересовались теми языками, которые я преподаю своим ученикам, да?

— Да, — сказал мужчина.

— Вот! А если учесть, что, по мнению некоторых, они могут быть связанными как с ангельскими, так и с демоническими сущностями, то сложно даже вообразить, какую лавину событий может привести в движение такое решение, как мое уничтожение, несмотря на всю его кажущуюся простоту.

Я продолжил.

— Есть, однако, и другие варианты, кроме первого и второго. Например, что вы вообще не представляете, с чем имеете дело. То есть это то, что в народе определяется поговоркой не буди лихо, пока оно тихо.

Мужчина посмотрел мне в глаза.

— А оно тихо? То есть вот так оно тихо?

— Нет, ну а что вы хотите, — я развел руками. Согласитесь, что у вас, я имею в виду весь ваш класс в целом, en masse, все хорошо. Вы принимаете пенсионную реформу и на улицу выходят только жалкие кучки протестантов, вы воруете миллиардами, а люди только смотрят ролики про это в Интернете, вы строите себе дворцы, достойные поздних Людовиков — а люди не спешат воздвигнуть гильотины для вас на площадях.

— У меня нет дворцов, — сказал мужчина.

— Верю. Вам я верю, — сказал я. Служу стране, и все такое. Но это мало что меняет. Потому что если чаша терпения переполнена, но при этом все винты закручены, то тогда начинает происходить то, что можно назвать чертовщиной или еще как. То есть то самое лихо, которое не стоит будить, напоминает все-таки о своем существовании. С этим, увы, стоит просто смириться, как с неким статистическим ущербом. Что бы я вам и посоветовал.

— А мне кажется, что если кто-то из присутствующих выстрелит вам в голову, то ваш кейс будет просто закрыт.

— Кейс, — поморщился я. Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности. Употребляем их неправильно.

— И все что мне нужно сделать для этого это кивнуть головой, — продолжил мой собеседник, не обращая внимания на мои слова.

— Нет, — твердо сказал я. Не получится.

— Почему? удивился мужчина.

— Потому что сейчас вам позвонят, — ответил я.

В кармане мужчины раздался звонок. Он вытащил из него свой ай-фон, прочел то, что написано на экране и побледнел.

Тут помещение столовой наполнилось звонками и вибрациями. Присутствующие тоже повынимали свои телефоны. Даже девушка-продавщица, у которой под стойкой лежал то ли огнемет, то ли что-то более убийственное.

— Мне нужно ответить, — сказал мужчина.

Я кивнул.

Он встал, отошел к двери, о чем-то с кем-то несколько минут говорил. Я же пока допил свой чай.

— Вы с этим как-то связаны? спросил мужчина, сев напротив меня.

— Не могу вам ответить на этот вопрос, извините, — ответил я. Возможно, я увидел это в новостях на своем телефоне, который лежит передо мной, и в который я поглядываю время от времени. Возможно, это чистое совпадение, и просто закончилось его время. Все мы смертны, даже те, кто думает, что он незаменим. Возможно же, заметьте, это в качестве гипотезы, что именно ваша угроза, а вы не можете отрицать, что это была угроза, — что-то сдвинула. И тогда только остается вообразить, что же случилось бы, если б вы попробовали осуществить ваш план. Еще раз — не будить лихо, пока оно тихо это оптимальная стратегия иногда, речь ли об обворованном народе, речь ли о чем-то неизвестном.

Мужчина, теперь уже молча, встал, и снова пошел звонить. Говорил он долго.

Вернувшись, он не стал садиться за столик, что свидетельствовало о его крайней спешке.

— На этом позвольте откланяться, — сказал он и сделал знак рукой.

Все присутствующие тут же встали и потянулись к выходу.

Остались только я, он, и девушка с огнеметом под стойкой.

— Мы будем наблюдать за вами, Александр, — сказал он, глядя на меня сверху вниз. Кто бы вы ни были, ангел, демон или это самое неконвенциональное лихо.

— Не сомневаюсь, — сказал я. Но все-таки я искренне просил бы вас передать тем, кого это интересует, что пора им уже остановиться. При этом давно пора.

После чего встал, и, не прощаясь, тоже пошел к выходу, потому что заведение явно на сегодня закрылось. А девушке за стойкой нужно было еще тащить в служебную машину свой казенный огнемет. Или что там у нее лежало под стойкой.

Если ты слишком явно следишь за своим здоровьем, учти, что здоровье может почувствовать слежку и попытается скрыться! Потом ты его хрен найдешь!

THE END