Во втором классе я мечтала о чёлке. 

У всех чёлки, а у меня лоб, как не пойми кто. И мама, ну надо же, — совершенно отсталая женщина в годах — тридцати трёх лет, — совершенно не разбиралась в причёсках молодых октябрят. 

Она просто и доходчиво придавила мечты – «ремня дам, если обрежешь». 

Тогда можно было, тогда росло битое поколение. Теперь, по причине склероза, опустим – как хватило смелости (или глупости) преступить запрет прикасаться к ножницам. 

Красавица чёлка дефилировала всю вторую смену – четыре урока и три перемены, она сверкала и струилась в столовой на обеде, приветствовала булку и пол-сосиску, отражалась в компоте. 

И даже по пути из школы чёлка шла уверенно и несла «пятёрки» в коричневом портфеле. 

Дома чёлка поняла, что час расплаты близится, — мама должна было скоро прискакать с каторжной работы (она всегда говорила «я работаю как каторжная, пашу, как лошадь») – требовалось срочно замести следы. 

И чёлка, по-королевски гордо, удалилась путём полного выстригания под корень перед равнодушным зеркалом – свидетелем её появления на свет семью часами ранее. 

Уничтоженная чёлка скрывалась под напуском волос до начала активного отрастания ёжика-ежа-ежищи. 

Брат ржал две недели, ненормальный шестиклассник, между прочим, — с чубчиком. 

Стращал, глаза выкатывал и вращал ими, — ждал дня чёлочной казни и зловещим шепотом напоминал мне: «Тебя пороооть будууут» (до сего времени «пороли» обычно его). Лось ушастый.Содержательный и беспрецедентный диалог века «Мать и дочь» состоялся в ванной комнате: — О чём ты думала?- Ни о чём не думала. – Зачем ты это сделала? – Ни зачем не делала. – На кого ты похожа, ты видишь? – Ни на кого не похожа… 

(Пауза, мысль, озарение!) 

Верни меня. – Куда вернуть? – Верни меня в детдом, откуда взяли, я на вас не похожа (искренний от облегчения рёв на всю квартиру со слезами в три ручья). Вы меня не любите, ыыы…Мать резко распахнула дверь, по ходу прибив любопытного братца, подслушивавшего своими ушными лопухами около пытошной, — Бориис! Иди сюдааа, полюбуйся! Твоя дочь желает в детдом, уже и причёсочку соорудила.Папинька, появившись, почти ничего не понял, но педагогично топтался на месте, цокал языком и тёр рукой небритый подбородок. 

Я вдохновенно рыдала, мама одной рукой тыкала в уличённого волосяного ёжика, второй держала полотенце, готовое выступить в роли орудия палача. 

Брат сдал. До этого обычно я стучала на него. Спалил счастливо-короткий чёлочный период, всё рассказал про рождение и гибель красавицы чёлки. 

Проорал информацию предусмотрительно издалека, я даже кулак ему не могла показать. Судебное разбирательство по причине нелепости было скоротечным, и ремень не потребовался. 

Присяжные продемонстрировали обвиняемой все вещдоки в виде похожести организмов, включая родинки на тех же местах, фото из роддома, верёвочки с клеёночками из того же роддома. 

Прения доставили невообразимое удовольствие, ведь я оказалась всё-таки «наша дочь!» 

Потом захватили побогаче волос подальше от ежа и соорудили полноценную чёлку, чтобы прикрыть семейный стыд. 

Велели умыться и выполнить «уйди, глаза бы на тебя не глядели».Когда ёж отрос, все привыкли. 

А я училась находить нестандартные решения в безвыходных ситуациях.

Наталья Заневская