В зависимости от того, как люди учились в школе, они клали, ложили или лОжили на правила русского языка.

Выхожу из лифта. В подъезд входит женщина, на цепи у нее псина. Не знаю, какой именно это терьер, но с виду — этакая коричневая тумбочка, состоящая из мускулов, башка здоровенная, глазки маленькие, и морда как у акулы. Словом, караул. Из всех собак я боюсь только йорков, но тут даже меня как-то проняло. Видимо, я заметно подобралась, потому что женщина подтянула поводок, и приказала «к ноге'».

— Стой, Кайзер! Все тебя боятся, никто не погладит.
Это не мне, это шепотом Кайзеру.
Останавливаюсь. Спрашиваю:
— Ты хорошая собаченька?
Хвост чудовища вздрагивает и начинает неуверенное движение слева направо. На жуткой ряхе написано: " Это вы, тетенька, меня собаченькой назвали?"
— Он не кусается! Правда! — говорит хозяйка.
— Ты сладенький песик? — уточняю я.
Хвост лупит псину по бокам. «Я — песик! — написано на его лице, — я сладенький!»
— Можно погладить?
— Конечно! Не бойтесь!
Я протягиваю руку к песьей башке, и тут «собаченька» вскакивает на задние лапы, кладет руки мне на грудь, и целует меня во все лицо сразу.
— Кайзер, прекрати! — кричит хозяйка.
— Ты ж моя заинька! — воплю я.
«Да! Я заинька! — написано на акульей морде, — Я сладенький!»

Морали не будет.

Да, я знаю, что иногда они бросаются на людей и жрут их живьем.
Я, правда, думаю, это вина хозяев.
Но песня не о том, а о любви.