Мне 35. На работе я начальник, в жизни — отшельник. У меня нет друзей, но есть одна неизменная привычка: я хожу в один и тот же паб, сажусь в самый конец бара и просто пью «Гиннесс»....

В один из обычных вечеров в пабе кто-то неожиданно закрыл мои глаза руками и спросил: «Угадай кто?» Девушка сзади поняла, что ошиблась и, извинившись, ушла в другой конец бара. Она была такой молодой, легкой, с глазами как две большие черные бусины — не такой, как все. Я не мог больше думать, да и «Гиннесс» вдруг стал каким-то горьким...
Она все это время ждала там кого-то, но, видимо, тщетно. Я как сумасшедший стал придумывать, как же с нею заговорить, но ничего не приходило на ум. Бар закрывался, она засобиралась. Я выбежал и ввиду ужасной погоды и ее грустного вида предложил подбросить ее до дома.
В машине она болтала без умолку — в ней было столько жизни! Я забыл попросить ее номер, опомнился только дома… Пришел в паб через неделю, а там она… Сидит на моем месте… Я закрыл ее глаза руками и спросил: «Угадай кто?» Она захохотала и крикнула: «Я думала, ты никогда не появишься здесь!»...)))
БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ К ЗНАКАМ ВСЕЛЕННОЙ!!..))
©КАНАЛ: Радуга Жизни.

Да: Помогите, насилуют!

ПОДРУЖКИ...
Людку Крутову я ненавидела с первого класса за врождённую худобу. Эта тощая сволочь была моей лучшей подругой.
Двоечник и второгодник Колька Баринов ещё в девятом классе придумал нам клички. Людку назвал Людмилой Марковной. Каждый раз, когда она входила в класс, Колька складывал руки так, как будто муфтой согревался и весело напевал:
— Пять минут, пять минут! Это много или мало?
Людкино лицо расплывалось в самодовольной улыбке. Она медленно шла между партами и виляла своими костлявыми бёдрами.
Я в класс старалась заходить после звонка украдкой на полусогнутых. Получалось не всегда. И, когда не получалось, придурок — переросток сначала орал:
— Здрааааавстуйте, Людмила Георгиевнаааа!
А потом начинал горланить:
— Издалека долго течёт река Волга!
Моё лицо полыхало огнём. Слёзы катились по щекам и заливали совсем не девичьего размера грудь.
… Людка заступалась за меня. Кидалась в Кольку учебниками, называла дураком и при этом так задорно смеялась, как могут смеяться только уверенные в своей красоте женщины. Все наши понимали, что Колька с Людкой влюблены друг в друга. И никто не понимал, почему «козочка» Люда Крутова дружит с «коровой» Людой Сазоновой. Сазонова это я.
И я тоже не понимала, почему Людка со мной дружит. А она злилась и, объясняя, срывалась на крик:
— Ну, ты и дура, Сазонова! Вот вроде на одни пятёрки учишься, а не знаешь, что дружат не из-за фигуры и не за красивые глаза. Ты человек хороший. Люд, ну ты чего? Не могут же все худые быть! Посмотри сколько среди знаменитостей толстяков! И их все любят!
Меня не волновали знаменитости. Меня вообще никто не волновал кроме Баринова. А Баринова волновала только Людка. Я видела, как он на неё смотрел. От меня он всегда отворачивался. Так отворачиваются от нищих, когда нет мелочи, чтобы подать, а купюры жалко. Вот он так от меня отворачивался. Или издевался надо мной или отворачивался.
Перед новым годом я уговорила родителей перевести меня в другую школу. Мама написала заявление о переводе и забрала документы в школьной канцелярии. После каникул меня ждала новая жизнь. От старой осталась только Людка...
Подруга поругалась правда со мной страшно. Обиделась, обозвала предательницей и ушла, хлопнув дверью. Только вот передумала быстро. Вернулась и зачем-то начала звонить в дверной звонок…
Дверь я широко и резко распахнула с довольной, радостной улыбкой. И замерла. На площадке стоял Баринов. Злой, в дублёнке нараспашку, без шапки, весь в снегу:
— Ты чего творишь, Сазонова? Ты чего посреди учебного года школу менять подорвалась? Через пять месяцев выпускные экзамены, а ты в бега? Я тебя спрашиваю, Сазонова!
Я не слышала, что он говорил. Нет! Не так! Я слышала, но не понимала ни слова. Я понимала, что хочу запомнить это мгновение волшебное — сам Николай Баринов на пороге нашей квартиры. Красивый, сил нет, какой! Щёки румяные от мороза и глаза горят. И вот от этой вот красоты я вдруг расхрабрилась и ответила ехидненько:
— Что? Испугался, что не найдёшь себе другую слабохарактерную дуру для издевательств?
— Что ты сказала, я не понял? Да где же я найду другую, Сазонова? Ты же одна такая, дура на всём белом свете! — сквозь зубы проговорил свирепо Баринов. Схватил меня за руку, выдернул на площадку и обнял.
Нет! Не обнял! Так грубо не обнимают. Обнимают нежно. В том, что сделал Баринов, нежности не было. Отчаяние было. Как будто меня у него отнимали, а он отдавать не хотел. Громадной ладонью он прижимал мою голову к своей груди в колючем шерстяном свитере и не давал пошевелиться. Другой ладонью придерживал за спину. Я оказалась в ловушке. Только мне почему — то не было страшно. Мне было хорошо. Так хорошо только во сне бывает. Ну, или в мечтах. Только откуда он узнал про мои мечты? Может опять решил поиздеваться? Не мог же он догадаться! Или он догадался? Вот от этой мысли мне стало страшно до ужаса, и я расплакалась.
Я плакала навзрыд бесконечно долго. И когда все слёзы выплакались, стала успокаиваться. Всхлипнула пару раз и сначала не поняла, что происходит. Баринов обнимал меня уже с нежностью и укачивал, как маленькую девочку:
— Поплачь, Люд. Когда хочется, надо поплакать. Мне мама так всегда говорит. А ещё она говорит, что я дурак. Что, если человек нравится, надо подойти и честно, прямо сказать об этом. Люд, ну вот я пришёл сказать, что я придурок. Люд, ты мне нравишься, слышишь?
И ещё я тебя стесняюсь. Ты отличница, в медицинский будешь поступать, а я что? Я, слава Богу, если в техникум автодорожный пройду по баллам.
А вдруг родители тебе не разрешат со мной встречаться! Зачем их дочери такой тупой ухажёр? Только я не тупой! Ну не интересна мне вся эта фигня про синусы, косинусы… Я механиком хочу стать, машины люблю и… тебя.
— А как же Крутова?
-А что Крутова? Крутова через пару лет свидетельницей будет на нашей свадьбе! — услышала я, подняла голову, посмотрела своему мучителю в глаза и прошептала:
— Я тебя ненавижу…
— Это хорошо! От любви до ненависти один шаг! Полюбишь! — ответил мне будущий муж и улыбнулся...
***
Прошло тридцать лет.
Годовщину свадьбы мы обычно не отмечаем. День, с которого началась наша семья, празднуем. Сегодня тридцатый раз. Сначала праздновали вдвоём. Потом втроём с дочкой. Через четыре года вчетвером с дочкой и сыном.
Вечером снова соберёмся с самыми близкими. Сынок с девушкой придёт. Жду подругу ненаглядную Людку с мужем своим и сыном. Только вот дочки за столом не будет. Дочка наша занята важным делом ещё со вчерашнего дня — подарок нам всю ночь готовила. Утром родила девочку Людочку Крутову. Сделала нас с подругой бабушками...
©Татьяна Егорова.

… не люблю недосказанность, непонятно — она перешла в другую школу, или нет???

А мне конец не совсем понятен. Чья дочка родила, и почему обе подруги  стали бабушками? Породнились?

И не говори, Людмила… Понапишут всякого, а мы потом разгадывай...

Nik, ты подозрительно стал невнимательным, однако...

… года однако...

Не рановато ты на годы сетуешь? не гневи Бога...

… я исправлюсь!