> этому
> > больше о жаре — ни слова. У бассейна появляется стройная,
> худенькая
> > девушка. Белые прямые волосы под пажа, в движениях -
> изящно-упругая
> > гибкость танцовщицы. Кажется, русская. Так и есть. К ней подходит
> мужчина,
> > видно, муж, и говорит: «Ну чего?» Ему лет тридцать пять. Не меньше
> ста
> > сорока килограмм веса. Метр девяносто — девяносто пять. Хищные,
> плотоядно
> > вывернутые губы. Сладострастный нос. Живот такой, что сразу
> хочется
> > шлепнуть по нему чем-нибудь плоским и звонким. От него исходит мощь, как
> от
> > насоса. Через полчаса мы знакомимся. Он представляется примерно так:
> «Меня
> > зовут Ренат. Я московский татарин. Но я пьющий татарин. Здесь
> нет
> > нормального пива. „Эфес“ — это не пиво, а моча Дэн Сяопина...
> Нормальное
> > пиво — это „Туборг“. „Туборг“ в Турции отсутствует как класс. Турки
> душат
> > нас своим „Эфесом“, как курдов. Виски здесь тоже не виски, а
> водка
> > можайского розлива. Вчера я выпил всего-то одну бутылку, а сегодня у
> меня
> > болел череп. Не голова, а именно череп, кость. Это не отель,
> а
> > крематорий… Это называется анимейшн? — Он тыкает своей
> указательной
> > сарделькой с золотым перстнем в двух полудохлых турков,
> сонно
> > перетаптывающихся на сцене под песенку про Барби. — Это не
анимейшн,
> а
> > группа „Геморрой“. Вы бы посмотрели наш номер. Это карцер. Кровать,
> кресло,
> > остального места — на полменя. Кровать тоже для полменя. Кресло — для
> моего
> > кулака. А их шведско-турецкий стол? Вы когда-нибудь видели
> такое
> > разнообразие вариантов тюремной баланды? Посмотрите на меня. Что я
> буду
> > есть?»
> > Ренат, пионово-розовый, потный и злой, говорит долго и страстно. Его
> жена
> > Оля, пытаясь обнять супруга и трогательно картавя на «р»,
> повторяет
> > скороговоркой: — Успокойся, Ренатик, не волнуйся, Ренатик, все
> нормально,
> > Ренатик… Она, обнимающая Ренатика, похожа на бабочку, расправившую
> крылья
> > на вековом дубе. Ренатик не унимается, рычит на весь бассейн: — Я
> пьющий
> > московский татарин! Мне надо выпить. А что я буду пить? Этот
коктейль
> в
> > баре? Эту смесь «Солнцедара» с водой из канализации? Вчера, после
> прилета,
> > я достал все, что было в мини-баре, и слил в один стакан.
> Получился
> > коктейль «Взятие Измаила». И что же? Легкое утоление жажды. Это
> называется
> > отель «пять звезд»? Это отель «пять пинков в живот»… Я пьющий
> татарин...
> > И так далее. Десять дней отдыха мы проводим вместе. Удивительно
> колоритная
> > пара. Особенно Ренатик. Любую речь он завершает словами: «Заявляю это
> как
> > пьющий московский татарин!» Или: «Даю слово пьющего московского
> татарина!»
> > Слушать его можно часами. Он как-то особенно, нетрезвым
> татаро-московским
> > оком, видит мир. Не критически, нет. Как-то с обратной,
> другой,
> > запредельной стороны. Особенно прекрасен он за столом. Каждый день
> мы
> > обедаем в маленьком ресторанчике с тростниковой крышей, обдуваемом
> легким
> > ветром с моря. Ренатикова туша — в центре ресторанчика. Ренатик
> возвышается
> > над столом, как Ататюрк, папа всех турков. С турками он говорит
> по-русски.
> > Понимать его — это их проблема. «Гаврила, к ноге!» — так
> подзывается
> > официант, пожилой турок, напоминающий спившегося пирата. Ренатик
> делает
> > заказ для всех нас. Возражать ему нельзя. — «Туборг» есть? — Ноу
> «Туборг».
> > «Эфес», гуд «Эфес»! — по-собачьи улыбается Гаврила. — Ладно. Десять
> банок
> > вашей мочи. Понял? Десять! — Ренатик энергично показывает Гавриле
> десять
> > пальцев, причем Гаврила от этого жеста в страхе отшатывается. -
> Принесешь
> > девять — убью. Что дальше? Виски — триста. Нет, отставить!
> Триста
> > пятьдесят, А… давай пузырь! Так! — Ренатик гулко сглатывает
> слюну,
> > ерзает, дышит, сопит, вытирает пот со лба. — Салатов — пять. Нет,
> шесть.
> > Два запасных. Суп… Суп отставить. У вас не суп, а… -
> Ренатик, -
> > волнуется Оля, виновато косясь на нас. — Что Ренатик? Ренатик хочет
> кушать!
> > Так. Из супа вашим мумиям клизмы ставить. Рыба. Что с рыбой? -
> Волнение,
> > сопение, чудовищное колыхание тела; ресторан весь, как завороженный,
> следит
> > за Ренатиком; с улицы даже заглядывает, разинув рот, какой-то
> сопливый
> > турчонок на велосипеде. — Рыба — большая. Понял? Биг фиш. Очень биг.
Есть
> у
> > тебя, лишенца, большая рыба? Покажи. Бегом. Мухой. Турецкий
> Гаврила
> > подагрически семенит на кухню. Через минуту он и еще один
> какой-то
> > рахитичный юнга несут на блюде большую рыбу. Ренагик остервенело нюхает
> ее,
> > любознательно тычет в нее мизинцем (двое паралитиков при этом
> еле
> > удерживают поднос в руках), заглядывает рыбе в зубастый рот, как
> коню. -
> > Это не рыба, а теща дяди Степы. Сволочь ты, Гаврила. Я тебя уволю.
> Хлопчика
> > тоже. Но не сейчас. Гаврила соединяет на своем лице муку вины и
> восторг
> > подобострастия. Кажется, что вот-вот он начнет оправдываться: «Сами мы
> люди
> > не местные...» Но он молчит. Молчит и рыба. Ее оловянный глаз смотрит
> на
> > мир спокойно и безучастно. — Так, ладно, — рокочет Ренатик. — Жарь
> свою
> > верхоплавку. Тебе дается пятнадцать минут. Понял? Дальше. Что
> дальше?
> > Лаваш. Десять лавашей. — Куда столько? — робко встревает Оля. Уже
> произнося
> > «столько», она понимает, что затеяла это дело зря. Ренатик разрывается,
> как
> > шаровая молния.- Всем молчать! Пятнадцать лавашей! Я съем
> четырнадцать.
> > Теперь: гарнир. Гарнир — это важно. Гарнира должно быть много. 3аявляю
> это
> > как пьющий татарский москвич. Картошка. Жареная. Чтоб хрустела.
> Громко.
> > Большое блюдо, с горкой, — он показывает руками большое блюдо и
> горку,
> > турки опасливо делают два шага назад. — Боитесь? Правильно. Могу и
> убить.
> > Шутка. Что дальше? Креветки. Покажи креветки, халдейская морда.
> Всеобщий
> > переполох. Появляется блюдо креветок, разложенных на льду.
> Креветки
> > хорошие, крупные, с пол-ладони, настоящие королевские креветки. -
> Помесь
> > тараканов с презервавивами! — Ренатик возмущен. — Я буду есть
> этих
> > гимназистов?! Сволочи! Ладно. Двадцать штук. Двадцать, понял? — Следуют
> два
> > жеста, турки два раза вздрагивают. — Принесешь девятнадцать -
> изнасилую
> > всех. И хлопчика тоже. У хлопчика такое лицо, как будто его
> уже
> > изнасиловали. Он болезненно улыбается, ежится, по турецкой
> национальной
> > привычке немедленно чешет все, что чешется. — А ты, — Ренатик тычет
> пальцем
> > в юнгу, — чтоб вымыл руки, Плохиш. Не вымоешь — глаз высосу. Вот
> так… -
> > Ренатик, как насос, втягивает воздух и издает звук плевка, похожий на
> удар
> > трехколенного бича. Плохиш паралитически вздрагивает и перестает
> чесаться.
> > Следует еще десяток заказов. Наконец стол накрыт. Турки в трудовой
> пене,
> > как лошади. Их уже семеро, четверо из этого ресторана, трое прибежали
> из
> > соседнего. Пора. Пора кушать, Ренатик. Ренатик тут же опрокидывает
> стакан
> > виски. Немедленно виски запивается тремя банками пива. Все это
> происходит
> > меньше чем за минуту. В нежной тишине ресторанчика Ренатик
> сосредоточенно
> > издает глотательные звуки. Такое ощущение, будто где-то рядом проплыла
> рота
> > аквалангистов. — Так, — говорит Ренатик. — Теперь к делу. Первый
> лаваш,
> > тучно смазанный маслом, вползает в рот Ренатика, как бумажка в факс.
> Еще
> > стакан виски. Две банки «Эфеса». Натруженное пузырение
> аквалангистов.
> > Ренатик крякает — сизый фейерверк ошалевших голубей взмывает в
небо
> с
> > противоположного тротуара. Оглядываясь, шарахается в сторону
> велосипедист.
> > — Добре! — говорит Ренатик, сваливая три салата в одну тарелку.
> Подумав,
> > сваливает четвертый. — Надо есть часто, но помногу. Пока я
> созерцаю
> > разлетающихся голубей и велосипедиста, салатиков уже нет. Я застаю
> взглядом
> > только кончик второго лаваша. Дальше — со всеми остановками. Виски.
> «Эфес».
> > Картошка. Рыба. «Эфес». Салат. Лаваш. Виски. Лаваш. Рыба.
> Картошка.
> > Креветки. Виски. «Эфес». Рыба. «Эфес». Картошка. Лаваш. Лаваш.
> Креветки...
> > Закономерности исчезают. Логика загадочна. Ресторанчик со всех
> сторон
> > облеплен глядельщиками… Их уже несколько десятков. Ренатик прекрасен.
> Соло
> > на креветках исполняется особенно виртуозно, с соловьиными
> подщелкиваниями.
> > Наконец солист откидывается на спинку стула. Раздаются
> аплодисменты.
> > Ренатик смотрит на аплодирующих печально, он пресыщен славой.
> Он
> > меланхолично выпивает бутылку вина, заедает фруктами, молчит. Молча
> ест
> > мороженое, второе, третье… Сейчас мы разойдемся по номерам. Сбор -
> на
> > ужине. Выспавшийся Ренатик, зеркая антрацитами глаз, снова начнет
> свое
> > выступление: — Гаврила, к кормушке! Сейчас ты будешь делать мне шашлык.
> Не
> > перебивай папу. Шашлык из барана. Из почечной части. Ты знаешь, где у
> тебя
> > почки, дегенерат? Повернись. Кругом, говорю! Вот здесь у тебя
> почки,
> > животное! У барана они там же. Вы с ним вообще похожи. Ты понял, из чего
> ты
> > сделаешь мне шашлык? Иди. Хлопчика отдай, он будет заложником… И
> так
> > далее. И так каждый день, минимум два раза, днем и вечером. Утром
> Ренатик
> > спит. Пока не проголодается. Встает часов в двенадцать и бросает
тело
> в
> > бассейн. Бассейн не сразу понимает, что с ним произошло, а когда
> понимает -
> > уже поздно. Ренатик задорно, невинно и грациозно резвится:
> чуть-чуть
> > кричит, слегка сучит ножками, бьет ладошками по воде и т.п.
> Разумеется,
> > весь отель собирается вокруг бассейна. Иногда прилетает вертолет
> береговой
> > охраны и подозрительно кружит над отелем. Сорвав аплодисменты, Ренатик
> идет
> > в номер, сливает весь мини-бар в стакан, выпивает, крякает, звуковой
> волной
> > уронив картину со стены. Дальше — поход к Гавриле. Сон. Бассейн.
> Мини-бар.
> > Гаврила. Сон… И так — до самого отлета. Прощались мы в аэропорту. У
> нас
> > были разные рейсы. Ренатик и Оля улетали на полчаса раньше.
> Прощался
> > Ренатик примерно так: — Ну, ребята, до встречи. Слава Богу, уезжаем мы
> из
> > этой клоаки. Не знаю, как вам, а мне так и не удалось нормально
поесть.
> И
> > выпить по-человечески тоже не удалось. Пьющему московскому
татарину
> в
> > Турции делать нечего. Прощайте. Вы — хорошие ребята, Пьете и едите
> вы,
> > правда, маловато, Но в вас что-то есть. Ну, до встречи. Приеду в
> Москву,
> > хоть поем как следует. Попью «Туборга». Кончились мои мучения. Ну,
> будьте
> > здоровы. Не забывайте нас… Нет, Ренатик, мы тебя никогда не забудем!