Ну, наконец-то! И инструкция по применению: во избежание последствий токсического воздействия вакцина употребляется перорально в количестве двух дозы последовательно на троих вакцинируемых в сопровождении ненасыщенных животных жиров (сала) и полиненасыщенных жирных кислот типа Омега-3 (селедка) и витаминов В (ржаной хлеб) 

И ваще, у пироды нет! плохой погоды..

(это лягухе)

— А какой греческой богиней, девочки, вы хотели бы стать?

— Афиной.

— Хорошо, останешься девственницей.

— А я — Афродитой.

— Хорошо. Твой муж будет хромоногий и некрасивый, а ты будешь ему постоянно изменять.

— А я — Герой.

— Хорошо. Будешь жестокой и ревнивой. У мужа будет куча любовниц, истреплет все нервы, в итоге станешь стервой и будешь им постоянно мстить.

— А я — Деметрой.

— Хорошо. У тебя будет секс с быком и с конем, а ещё тебя сожрет отец.

— А я — Деспиной.

— У тебя тоже будет секс с конем.

— А я — Кибелой.

— Хорошо. Будешь шляться по Европе с бубном.

— А я — Авксесией.

— Хорошо. Тебя побьют камнями.

— А я — Эосой.

— Хорошо. Будешь неразборчивой в связях, с низкой социальной ответственностью так сказать.

— А я — Гекатой.

— Психрасстройства с особо тяжёлыми обострениями в полнолуние.

— Ну, что, кто-то ещё хочет использовать фразу «Я женщина, а значит, я — богиня»..?

ЕШЬ  МАЛЫШ, РАСТИ  БОЛЬШОЙ!

СЕРАЯ МЫШЬ

– Мышь! – щелкнув пальцами, громко сказала Лика.

Тата непонимающе уставилась на подругу. В кафе, в это время, было мало народу, и пробежавшего грызуна трудно было бы не заметить.

– Где? – спросила она. – Нет здесь никаких мышей.

Лика засмеялась:

– Да я не про мышей, а про Мышь! Ну ты не помнишь ее? Лидка Ефимова, всю школу в обносках стремных проходила. Ну? Помнишь?

– А-а, так вот ты о ком! Теперь понятно.

Тата брезгливо передернула обнаженными плечиками. Она недавно вернулась из Египта, и не упускала случая похвастаться бронзовым загаром. Вот и приходилось мерзнуть зимой в невесомых летних кофточках. «Имидж – все!» – твердила она, когда знакомые советовали ей одеваться теплее. «Ничего не понимаете!» – сердилась Тата, а потом объясняла: «У меня загар среди зимы, о чем это говорит? О том, что я вернулась с теплых берегов. Любой дурак знает, что это недешевое путешествие. Но и дураку должно быть понятно, что если я позволяю себе ходить в легкой одежде, то значит, меня ждет машина, в которой не замерзнешь. А это значит что? Что я богата!».

Выслушав этот спич, знакомые пожимали плечами и умолкали, а Тата чувствовала себя победительницей.

– Так с чего ты вспомнила эту оборванку? – спросила она.

Лика закурила.

– Прикинь, мы никогда ее не звали на встречи выпускников. Хотя уже 10 лет прошло… нехило, да? Очень уж интересно, на что она сейчас похожа. Ну и ради прикола… наверняка разжирела на дешманских макаронах, а тряпки в секондах скупает.

– Ну и чего позориться? – капризно протянула Тата, – Сама подумай, соберемся приличной компанией, все как люди, и эта колхозница с нами. Противно же. Перед официантами стыда не оберешься.

– Да ладно, не нуди! Весело будет! Будет над кем поржать. Вот погоди, – Лика потыкала пальцем в сенсорную панель телефона. Из-за слишком длинных ногтей, ей не сразу удалось войти в социальную сеть. Но в конце концов, получилось. – Глянь! Нашла ее страничку! У-у-у…

– Ну чего там интересного? – проворчала Тата. Ей все еще очень не нравилась идея подруги.

– На аватарке цветочки, на стене котята-щенята, – Лика презрительно усмехнулась. – Верный знак, что внешностью не похвастаешься, и достижений не имеется. Так, все! Отправила ей приглашение. И знаешь, куда?

– Ну? И куда же?

– В «Лидию»! Это же самый наикрутейший ресторан в городе! Представляешь, какой ржач: наша мышка-лохушка Лидка в «Лидии»!

Тата скептически скривила губы:

– И ты думаешь, ее хоть на порог пустят? Да ты знаешь, что за люди там бывают? Лидку там охрана и близко не подпустит!

– Подпустит! – Лике уже стало по-настоящему весело. Я предупрежу охранников, что если явится мышь, то она к нам.

– Ой, хоть бы отказалась! – с отвращением произнесла Тата. – Лик, не пойму я, что это на тебя нашло? В конце концов, просто нельзя так опускаться. Только еще со всякими моромойками я не общалась! И вообще, поехали отсюда!

– В клуб? – деловито осведомилась Лика.

– В клуб!

Тата быстренько накинула легкий кардиган, и выбежала из кафе. На улице уже стемнело, и снег валил так, что она с трудом различила свой, спрятавшийся среди респектабельных джипов и фольксвагенов, старенький «Матиз».

В салоне авто было холодно. Печка давным-давно сломалась, а починить ее не хватало средств. То есть, деньги у Таты водились, но увы, нерегулярно. И большая часть их уходила на косметику, шоппинг и посиделки в кафе с подружками. Иван Алексеевич – самый постоянный из ее любовников, качал головой, выделяя девушке очередную сумму: «Ты совершенно не умеешь планировать, Таточка!».

Тата лишь высокомерно фыркала и вздергивала безукоризненный (пластическая операция у лучшего хирурга в городе!), носик. Вот еще – планировать!

– Ну что, едем? – Лика хлопнула дверцей, усаживаясь на пассажирское сиденье. На ее длинных, мастерски уложенных локонах, таяли снежинки.

Лида не любила социальные сети. Свыклась с ними, но полюбить эту новомодную виртуальную жизнь, с ее неписаными законами, так и не смогла.

– Ты бы Инстаграм завела, – ласково журил муж. – А что, типично женское увлечение! Фотосессии всякие… многие еду любят выкладывать.

– Да ну, – отмахивалась она, смеясь, – не мое это, Жень.

– Жаль, – вздыхал муж. – Честное слово, мне было бы за тебя спокойнее. Сидела бы на диване, тыкала пальчиком в телефончик. А то вечно тебя на экстрим тянет. Придумала себе забаву – маламута завела.

– Он хороший!

– А вдруг он тебя там укусит? Или вообще съест?

– Не съест, – она подмигивала мужу, – собаки умные. Поумнее людей, и уж точно, добрее.

В списке входящих болталось непрочитанное сообщение. От Лики Самсоновой. Лика… Кто это?

Лида быстро пробежала глазами текст: «Лидуся, привет! Встречаемся классом 2 марта в 19:00, в ресторане „Лидия“. Приходи!»

Ах, теперь все понятно!

Лида захлопнула крышку ноутбука, будто надеясь обмануть себя, что никакого сообщения не было. И вообще, это все ей померещилось.

Теперь она вспомнила Лику, хотя, если честно, предпочла бы не вспоминать. Никогда.

Но безжалостная память уже развернула перед ней хроники прошлого. Вот маленькая тесная хрущевка, в которой она, Лида, провела свое детство. Детство было счастливым: мама варила самое вкусное в мире, клубничное варенье. Папа читал вслух Жюль Верна… а по выходным родители с Лидой, и младшей дочкой, Наташей, отправлялись в поход. И пусть это был поход в ближайший лесок, совсем маленький, и нестрашный, все равно здорово было бегать между деревьями, собирать грибы. А с наступлением темноты, разводить костерок и запекать в нем картошку. Папа настраивал свою старую, еще со студенческих времен, гитару, и пел любимые песни.

А потом они с мамой долго-долго рассказывали об экспедициях, в которых они бывали, а больше всего об одной, самой главной – той, в которой познакомились.

Потом экспедиции кончились, или просто геологи стали не очень нужны. Родители теперь преподавали в техникумах, но денег на семью из четверых человек, не хватало. Тогда папа принялся разгружать по ночам вагоны. Он приходил под утро, валился, не раздеваясь на диван, но спать не мог: через пару часов нужно было идти в техникум. Лиде больно было смотреть на отца. Родное, любимое папино лицо было бледным, осунувшимся, а круги под глазами, кажется, никогда не исчезали.

Девочка бежала на кухню, чтобы вскипятить чайник и приготовить нехитрый завтрак для папы. В это время мама, натирала мужу спину какой-то целебной мазью, и уговаривала его не надрываться так. Но он не мог иначе. Долг перед семьей, колоссальная любовь к жене и дочерям, заставляла мужчину не замечать усталости и боли в спине и руках. Вечером он снова шел на вокзал и таскал тяжести, чтобы заработать лишнюю копейку.

А потом отец начал выпивать. Сам он говорил, что небольшая доза алкоголя помогает заглушить усталость, но Лида знала: отец стал прикладываться к бутылке от безысходности. Он, дипломированный специалист, прекрасно проявлявший себя в работе, стал не нужен, не востребован. Он не сдался. Нашел другую работу, а поняв, что преподавателем много не заработаешь, отправился добывать деньги адским трудом грузчика. Но денег стало лишь ненамного больше. И намного меньше, чем требовалось для приличной жизни.

Папа, ее сильный и смелый папа, привыкший только крепче стискивать зубы и бросаться штурмовать любые трудности, устал. Он надломился, и только выпивка примиряла его с реальностью.

К счастью, после курса лечения от алкогольной зависимости, отец больше никогда не прикасался к спиртному.

Мама, после дня в техникуме, бегала давать частные уроки. Репетиторство приносило немного денег, но зато и возвращалась мама домой около одинадцати вечера.

Теперь родителям стало не до походов и песен под гитару. Да, вобщем-то, и не до детей. Хотя они, взрослые, честные и трудолюбивые люди, жилы из себя тянули, чтоб прокормить семью, времени и сил на разговоры с детьми, у них просто не оставалось.

Так они и не узнали, как тяжело приходилось Лиде в школе. Она всегда была высокой, и одного этого хватило бы для насмешек одноклассников. Но когда в семью пришла нужда, и не было денег покупать стремительно растущему подростку новую одежду… Сердобольные соседи старались помочь, чем могли: отдавали Лиде то, из чего выросли их собственные дети. Эти вещи, безусловно симпатичные, но уже поношенные, Лидины одноклассники называли позорными тряпками. Она старалась не обращать внимания, но подростков это только бесило. Чтобы получить от нее хоть какую-нибудь реакцию, они пускали в ход всю свою изобретательность. Лидины учебники и тетради демонстративно рвались, школьные принадлежности портились, а сумка, с которой девочка ходила в школу, часто использовалась в качестве футбольного мяча.

Учителя предпочитали не замечать этой травли. Возможно, они, тоже измотанные безденежьем, просто не хотели связываться.

Дома Лида не могла пожаловаться. Совесть не позволяла обременять родителей своими проблемами.

После грязной тряпки, брошенной Лиде в лицо, было принято решение: уйти после девятого класса. Но родители так просили ее остаться в школе и доучиться до конца, что возражать им сил не было.

«Ад», – подумала Лида, вынырнув, наконец, из жутких воспоминаний, – «Это был мой персональный ад. А теперь у них хватает наглости приглашать меня на свою встречу!».

Она уже собралась было ответить на приглашение отказом, а потом и вовсе заблокировать одноклассницу, но сначала требовалось пойти на кухню и выпить воды. Прямо сейчас. Не потому, что так уж хотелось пить. Скорее нужно было прогуляться по квартире, увидеть знакомые предметы, и понять, что прошлое, с его кошмаром, уже позади.

Лида встала из-за стола и направилась к выходу из комнаты. Проходя мимо шкафа, она увидела свое отражение и невольно остановилась, разглядывая себя, как будто видела впервые. Потом на губах девушки появилась поначалу робкая, но потом все более уверенная, улыбка.

– Нет! – орала Тата прямо в микрофон ни в чем не повинного мобильника. Она мимоходом успела подумать, что Лика сейчас оглохнет от ее истерического вопля, но голос не понизила:

– Не могу я сейчас ехать платья выбирать, я на маникюре сижу! Что? То есть я должна прийти в ресторан как лохушка? С недельным маникюром?!

Она, в ярости, отшвырнула телефон. Маникюрша никак не отреагировала: она давно привыкла к Таточкиным выходкам.

Тата же, устало выдохнула и закрыла глаза. Кто бы знал… Если бы хоть кто-то знал, что ей до смерти надоела эта, со школы тянущаяся, дружба с Ликой!

Дело тут было не в чем-то конкретном: Лика не была злой, или жадной. Просто Тате всегда было трудно с теми, кто хоть в чем-то превосходил ее. А Лика была банально круче, и так было всегда.

У родителей Таты был один, и не слишком прибыльный, магазин. У Ликиных предков была сеть. Тата ездила на каникулы в Турцию, а Лику отправляли на Ривьеру. Тате приходилось все время держать себя в форме, чтобы вовремя попасться на глаза состоятельному человеку. Лика воспринимала уходовые процедуры и спорт, исключительно как удовольствие. Ей ни к чему было искать богатых любовников, она и сама была богата.

Нельзя сказать, что Лика похвалялась перед подругой. Это и не пришло бы ей в голову. Лика была из тех, кто родился с серебряной ложкой во рту, и она искренне не понимала, что другие живут иначе.

Может быть именно поэтому Тата так остро, почти физически чувствовала, жалящие уколы зависти к более удачливой подружке.

– Мы почти закончили, – сказала маникюрша, – дизайн вас устраивает?

Тата оглядела свои новые длинные ногти. Пожалуй, все хорошо.

– Да, – кивнула она, – только стразик еще приклейте вот сюда. На безымянный палец.

Лида снова посмотрела на мужа, ища поддержки.

– Нет, Женя, не могу! Ну не могу я там появиться!

– Брось, Лид! – он взял жену за руку. Ладонь ее была холоднее ледышки. – Ну почему не можешь-то? Столько лет прошло…

– Вот именно, столько лет! А я, как сейчас, все помню! И мне до сих пор…

– Больно, да? – подсказал муж. – Ну что мне сказать тебе, Лидок… Конечно, ты можешь прямо сейчас раздеться, смыть косметику, и остаться дома. И я слова тебе не скажу. Но…

– Что? – спросила она шепотом.

– Но тогда ты, может быть, никогда не избавишься от этой боли. Лидок, иногда нам бывает нужно встретиться лицом к лицу со своим прошлым, чтобы отпустить его от себя навсегда. Пока ты стоишь здесь и боишься этой встречи, ты остаешься все той же девочкой, которую травила свора жестоких подростков. Но ты ведь уже выросла, правда?

– Не знаю, – Лида опустила голову, – иногда мне кажется, что нет…

– А я знаю, – мягко произнес Женя. – Ты выросла, но пока не поняла этого. А знаешь, когда поймешь? Когда увидишь тех, кто тебя обижал, и вдруг осознаешь, что теперь тебе плевать на них. Вот совсем.

Он подал жене пальто:

– Одевайся. И не бойся ничего. Помни, ты делаешь это прежде всего, для себя. И больше ни для кого.

В сгущающихся сумерках «Лидия» выглядела как величественный корабль, весь сияющий от праздничной иллюминации. Одного только взгляда на переливающиеся огни, было достаточно, чтобы забыть о мартовской слякоти, ветре и мокром снеге. Люди, бросив на парковках машины, почти бегом бежали к огромным прозрачным дверям ресторана, чтобы отогреться в теплом, золотистом мирке.

В самом уютном уголке зала, у панорамного окна с видом на реку, расположилась компания из десяти-двенадцати человек.

– Зря ты Лидку позвала, – угрюмо произнес плотный мужчина в темном костюме, – зря, Лик. Если б знал заранее, что ты такое вычудишь, вообще бы не пришел.

– Ну так еще не поздно уйти, Маркуша, – ехидно протянула-пропела Лика. Она непринужденно забралась с ногами на диванчик, не заботясь о шелковой обивке. – Ну чего вы, народ, ау! Весело будет! Или вы на своих работах совсем жизни радоваться разучились?

– Не в этом дело, – спокойно ответил Марк. – Просто как я погляжу, тебя, Лика, до сих пор развлекают школьные приколы.

– Можно подумать, ты в них не участвовал! – фыркнула Тата, насмешливо взглянув на бывшего одноклассника.

– Участвовал, – Марк не отвел взгляда, – но только теперь-то я понимаю, что мы вели себя, как звереныши. И не знаю, как вам, а мне стыдно за то, каким я был.

– Мне тоже, – подал голос сосед Марка, стройный, светловолосый парень. Он выглядел моложе своих ровесников, возможно потому, что был одет более демократично: в светлые джинсы и толстовку кофейного цвета. – Лика, я думаю, что раз уж ты пригласила Лиду, то мы должны попросить у нее прощения за все.