Она:

— Тебе было хорошо?

Он:

— Да.

Она:

— Очень хорошо?

Он:

— Да.

Она:

— А как хорошо?

Он:

— Как будто борща поел.

Он перевелся к нам из другого района, молодой опер, по фамилии Петров. Народ покрутил пальцем у виска. У нас нагрузка в 2 раза больше, и никаких тебе премий, квартальных, 13, и прочих. Да и за переработку никогда не дождешься. Перевелся и перевелся. Кадровичка сказала, что в рапорте указал по семейным обстоятельствам. Да любой семейный человек побежит из Невского района роняя тапки, при первой же возможности. Ну да дело его, в конце то концов.

Петров начал работать. Спокойный парень, поручения от следствия, мои то есть, выполняет, не хамит, не грубит, пальцы не растопыривает. В коллектив влился. На праздники складывается. Одно народ настораживало, не пьет. Ну не пьет и все тут. Сначала думали, что стучит начальству. Нет, не стучит. Решили, может язва, или что-то другое со здоровьем. У всех свои особенности. Я вот не курю. А он, спиртного ни-ни.

Как-то я шла на работу пешочком, дождичек мелкий, прохладно. Смотрю, лицо знакомое. Тащит наш Петров мужичка-выпивоху, соседа моего. У мужичка и жена поддающая, недавно оба в двушку въехали. Тащит аккуратно и заботливо. Я подошла.

— Помочь надо, Петров?

— Нет, порядок Лена, сам справлюсь.

— Сынка, да не тяни ты меня, сам могу пойти,- ворчит мужичок.

— Сына, да ты папку пожалей, не волоки то так. Ну подумаешь, выпил, — говорит женщина, семенящая рядом. А сама на ногах едва держится.

Тут мне и стали понятны семейные обстоятельства Петрова. Смотрели на меня эти обстоятельства серыми глазами, и выдыхали перегар.

Видно эти семейные обстоятельства стали известны остальным. Народ засудачил.

— Не повезло парню. Родители, алкаши.

— Зато им повезло. Вечно он с ними возится, лечит, кодирует, в больницы отправляет. Пьяницы — не пьяницы, но всегда чистые, аккуратные. Да и Петров у них мужик порядочный. Видно люди ничего себе. Но болезнь известная, российская.

— Надо же, у пропойц, такой парень хороший вырос. А у иных, нормальных, подонки ужасные получаются.

Посудачили и заглохли. А работа шла.

В выходной я поехала в клинику делать собаке прививку. Заняла очередь. Бомжеватого вида, но аккуратный пожилой мужчина показался мне знакомым. Пригляделась, Петрова отец, Николай Кузьмич, как всегда, подшофе. Старик суетился, звал врача. Я подошла.

— Что случилось?

— Собаку машина сбила, я подобрал прям на дороге. Срочно нужен хирург.

— Отец, а денег то у тебя хватит?

— Не знаю, дочка.

Кузьмич начал выворачивать карманы. Наскреб около 900 рублей. Обрадовался.

— Должно хватить. Тут разгружал кой-чего, была оказия. Винишка прикупил, но еще осталось.

Собака, по виду русская псовая борзая, жалобно плакала. Я вздохнула. Судя по собаке перелом лап, 10 000 не меньше. Хорошо одетый мужчина, державший на руках безумно дорогого сервала, оглянулся на нас.

— Дочка, ну не бросать же было скотинку, — воскликнул Кузьмич: Оно ж кричало на дороге. А все едут и едут, спешат. А тут душа живая гибнет. Клаве позвоню, у ней еще рублей 300 есть, сейчас принесет, на всякий случай.

Мужчина с сервалом отозвал меня.

— Вы его знаете?

— В соседнем доме живет, выпивает. Но жалостливый. И собака то породистая, видно потеряшка. У него трехлапка жила. В 15 лет померла, овчарка. Тоже говорят, сбитую подобрал, а хозяева отказались.

— Понятно, — ответил мужчина с сервалом, и подошел на ресепшен.

— Слышите, зовите хирурга и примите деда со сбитой собакой. Счет составьте, я заплачу, а с него возьмите его деньги. Только не говорите ему, сколько стоит.

И хирурга позвали. Счет вытянул около 17 000. 900 рублей — Кузьмича, остальное, мужчины с сервалом Игоря Владимировича. Я сделала прививку собаке и пошла домой. Кузьмич ждал возле операционной. Игорь Владимирович тоже собирался уезжать.

Долго ли коротко ли. Но псовая эта борзая начала гулять не далеко от нас, с вечно подвыпившим Кузьмичем, или его женой — Клавой. Прихрамывала.

— Здравствуйте Николай Кузмич.

— Здравствуй дочка.

— Смотрю, собака у вас осталась.

— Да нашел Саша хозяев. Но они отказались, сказали мол, для выставок теперь вряд ли подходит. Не нужна стала. Ничего, прокормимся. Сашка ей корму купил, специального, и витамины всякие. Ну я тут приработку нашел, консьержем дежурить. 12 000 платят. Все путем. Кирой назвали.

Занесло меня вновь в ту же клинику месяца через два. Приболел старый Жак. Мы заняли очередь. Сидим, ждем. Глядь, появился Кузьмич. На руках котенок, страшно смотреть, порезанный и обмазанный в смоле, знаете, крыши такой раньше покрывали, грели в бидонах. Николай Кузьмич очередь занял. Сидит, волнуется. Начал карманы выворачивать. Деньги считать. Мало видно вышло. Расстроился.

— Вот, у подростков отнял животного. Изверги проклятые, порезали, обварили. Гадство прямо.

— Не хватает только того, с сервалом, — сказал муж.

И закончить не успел. Раскрывается дверь, и заходит Игорь Владимирович, со своим Багратионом. И глазами в Кузьмича упирается. А тот копейки пересчитывает. С котейки кровь капает, и смола.

— Карма точно! воскликнул Игорь Владимирович и побежал на ресепшен.

— Деда с котом примите, я заплачу, — кричит.

А тетка улыбается, мол не волнуйтесь Вы так, позову сейчас.

Кота отправили на операцию, Жака на осмотр, а Игорь Владимирович заплатил за Кузьмича с лихвой, купил что надо, и ушел. Кота Кузьмич назвал Кузей.

Петров работает себе, и работает, Кузьмич и Клава с борзой гуляют, та и хромать перестала. Кузя оброс шерстью, и на окне орет так, что соседи матерятся. Весна. А я с мужем пошла прикупить средства от клещей для наших зверей. Заходим, и видим Игоря Владимировича. Поздоровались.

— Кузьмича с животинкой не хватает, — засмеялся Игорь Владимирович.

— Сейчас придет, улыбнулась я.

И открывается дверь. Заходит Кузмич, пьяный в дрезину, едва на ногах держится, что то в куртке замотано. И Клава с ним, тоже пьяненькая.

— Хирурга нам! — оба кричат.

— А что случилось? спрашиваю.

— Вот, Клавка, у кошек уличных, птица выдрала. Потрепали его. А так хороший птиц, — говорит Кузьмич, и достает из под мокрой куртки, попугая ара.

Я села на стул. Муж вздохнул. Игорь Владимирович начал рыться в барсетке.

— Попугай то домашний, — говорю: Имя у него наверно есть. Интересно, какое? Карл может.

Попугай поднял растрепанную голову, взглянул на меня и сказал: Карма, Карма!

— Карма, — вздохнул Игорь Владимирович, достал бумажник и пошел на ресепшен.

Кузьмич почесал в голове, и довольный заулыбался.

— Теперь, ежели чего, я сюда буду живность таскать, тута дешево¦

А народ прозвал Петрова, Петров и К. Ну кончено. Отец — Николай Кузьмич, Мать Клава, кот Кузя, собака Кира. Даже попугая зовут на букву К.

Игорь Владимирович клинику решил не менять, и оставил там свою визитку.

— Если придет дед, Николай Кузьмич, с каким либо животным, Вы звоните. Я все оплачу.

Никуда не денешься — карма.