Нет, это — Мясокомбинат. Дальше едем?

++

Кеньятайму (яп.) — непродолжительный в жизни обычного мужчины посторгазменный период, когда его мысли не искажает половое влечение и он в состоянии думать как настоящий мудрец.

Сама, дорогой Амирыч, обалдела!

СОБАКА — ЛУЧШИЙ ДРУГ ЧЕЛОВЕКА

А где третий???

Веник! Третий, зная.что водки не хватит, побежал за добавкой.

А кошка — подруга.

Носки с двойной пяткой – это не просто продукция какой-то кооперативной артели лжеинвалидов, а некий символ счастливого брака, узаконеного загсом.
— Золотой теленок (Илья Ильф и Евгений Петров)

Инда взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился
— Золотой теленок (Илья Ильф и Евгений Петров)

)— Ты самка, Варвара, —…. — Ты публичная девка!
— Васисуалий, ты дурак! — спокойно ответила жена.
— Волчица ты, — продолжал Лоханкин в том же тягучем тоне. — Тебя я презираю. К любовнику уходишь от меня. К Птибурдукову от меня уходишь. К ничтожному Птибурдукову нынче ты, мерзкая, уходишь от меня. Так вот к кому ты от меня уходишь! Ты похоти предаться хочешь с ним. Волчица старая и мерзкая притом.Упиваясь своим горем, Лоханкин даже не замечал, что говорит пятистопным ямбом, хотя никогда стихов не писал и не любил их читать.

Увидев Птибурдукова, голодающий сразу же пустил в ход пятистопный ямб.
— Птибурдуков, тебя я презираю, — заныл он. — Жены моей касаться ты не смей, ты хам, Птибурдуков, мерзавец! Куда жену уводишь от меня?..
— Товарищ Лоханкин!— ошеломленно сказал Птибурдуков, хватаясь за усы.
— Уйди, уйди, тебя я ненавижу, — продолжал Васисуалий, раскачиваясь, как старый еврей на молитве, — ты гнида жалкая и мерзкая притом! Не инженер ты — хам, мерзавец, сволочь, ползучий гад и сутенер притом.

Все рассказанное — не выдумки. Выдумать можно было бы и посмешнее.Илья Ильф и Евгений Петров

Этого мы не знаем. В гимназиях не обучались. Митрич говорил сущую правду. В гимназии он не обучался. Он окончил Пажеский корпус. — Да вы поймите, — кипятилась Варвара, поднося к носу камергера газетный лист. — Вот статья. Видите? «Среди торосов и айсбергов». — Айсберги! — говорил Митрич насмешливо. — Это мы понять можем. Десять лет как жизни нет. Все Айсберги, Вайсберги, Айзенберги, всякие там Рабиновичи.